|
|
С 24-ого по 29-ое ноября в Берлине прошла неделя русского кино, в рамках которой были представлены шесть русских фильмов, принявших участие летом 2005 года в Московском Международном Кинофестивале. С режиссёром Егором Кончаловским, представлявшим в Берлине свою новую картину «Побег», беседует Аня Вильгельми (25 ноября 2005 года). Скажите, какой ваш любимый цвет? Ну, он такой меняющийся. По настроению или по периодам жизни? По периодам жизни. А какая музыка вам нравится? Много разной нравится, но если конкретно, любимая группа «Massive
Attack». Мне очень нравится «Orbital»,
мне очень нравится «Red
Snapper». А для ваших фильмов музыку кто-то пишет или вы покупаете? Смотря когда. Иногда пишется музыка, иногда она пишется и частично покупается. Для фильма «Антикиллер» мы купили музыку группы «Red Snapper», а также «Orishas». На «Побеге» вся музыка писалась. Вы работаете с русскими музыкантами? Есть композитор Максим Фадеев, например. Сейчас мы с ним делаем фильм
«Щелкунчик», где, по идее, музыка Чайковского, мы делаем ремиксы на Чайковского. Для детей? Для тинэйджеров, скорее. А какую литературу вы предпочитаете? Если честно сказать, в последние годы читаю гораздо меньше, чем раньше, и читаю литературу, в основном, не художественную. Я очень много читаю, как сказать, такой обывательской философии американской - не философии, а психологии. НЛП меня очень интересует. Читаю биографии людей. Когда я читаю биографии, всегда дохожу лишь до своего возраста и прерываю чтение. А вы как? Нет, я люблю заканчивать читать. Я всегда заканчиваю читать. Не тот ли это часто упоминаемый Вами перфекционизм, передавшийся Вам от мамы? Да, да, паранойя :). А ещё мне приходится читать очень много плохих сценариев. Вы знаете, кто такой Владимир Каминер? Нет. Сегодня вы в представляли в Берлине Вашу новую картину «Побег». В России она вышла на экраны намного раньше, в марте 2005 года. Скажите, как Вы оцениваете этот фильм в контексте Вашего творчества в целом и какое место он занял у зрителей? Ну, во-первых, очень тяжело давался этот фильм по целому ряду причин.
Например, у меня был очень несовершенный сценарий и, в конечном итоге,
я стал снимать картину с незаконченным сценарием. (...) Фильм давался
трудно, но опыт работы, скажем, с Евгением Мироновым был очень для меня
полезен потому, что он, конечно, удивительного уровня артист и я с таким
артистом ещё не сталкивался. А когда в фильме участвует артист такого
уровня, то другие начинают на другом качественном уровне работать. Это
было удивительно для меня. Опять экшн? Да, вообще, он должен был изначально называться «Побег со свиньёй». Свиньёй тоже называли этих людей. Но поскольку «Побег» я уже снял, мы решили поменять название на «Консервы». В одном из своих интервью после выхода на экран фильма «Антикиллер» в 2002 году Вы сказали: «Я ничего не понимаю в своей работе и жду, когда же это поймут другие». Скажите, что-то изменилось с тех пор в этом отношении? Я думаю, что вообще-то кино – это такая область, где, наверное, трудно. Каждый раз это новое приключение, каждый раз это неизведанное, каждый раз ты попадаешь в новый мир, в новую страну, поэтому знать трудно. Ты можешь знать какие-то профессиональные вещи, как ставить камеру, как монтировать и так далее можешь знать достаточно неплохо то, что касается формы. Но что касается содержания, это всегда новое приключение и всегда бывает страшно. Но, конечно, всегда очень нервничаешь и волнуешься, когда ты начинаешь снимать новую картину и когда даже уже давно её снимаешь. Моменты, когда ты действительно не понимаешь, что делаешь, они бывают – важно, наверное, попытаться скрыть это от других. Вы 11 лет жили в Англии... Постоянно жил восемь. Потом постепенно я стал всё чаще и чаще оказываться в России, пока окончательно не переехал. В Лондоне я учился в Кенсингтонском бизнес-колледже, а потом я изучал в Кембриджском университете искусствоведение. Насколько однозначно было Ваше решение вернуться в Россию и заняться кино? Россия, на мой взгляд, в то время, когда я возвращался, была местом интенсивным, хотя и опасным. В России во многом ты сам принимал решение, кем ты хочешь быть и как жить, тогда как в том же Лондоне, я думаю, и в Германии, всё-таки, жизнь гораздо более регламентирована, так сказать, что ты начинаешь делать после того, как ты заканчиваешь университет. А в России это ещё был дикий капитализм, который, с одной стороны, подразумевал наличие большого количества различных опасностей, начиная мафией и заканчивая несовершенством всех систем, включая банковские и так далее. Но с другой стороны, было очень интересно в России, потому что всё было новое и были люди которые говорили, допустим: «Я банкир», - хотя никаким банкиром он не был никогда. И проходило несколько лет, и человек действительно становился банкиром. То же касается депутатов и так далее. Вообще, такая бандитская психология. Она, с одной стороны, очень опасна и ничего хорошего в ней нет, а с другой стороны, она очень многому учит. Чем меньше люди знают, тем меньше они понимают, что что-то, что они делают – это невозможно, так не делается. Когда ты не знаешь этого, что так невозможно, у тебя иногда получается. Это было интересно. А думали ли Вы, когда жили в Англии, что станете искусствоведом? Нет, искусствоведом я никогда не хотел быть. Более того, я искусствовед посредственный очень, я это знаю. То есть я могу знать очень неплохо про какие-то вещи, в том числе про великого немецкого художника Альбрехта Дюрера, но большого вклада в мировое искусствоведение я внести бы не смог. Это для меня очень быстро стало очевидно. А с точки зрения образования абстрактного это очень полезно и интересно. (...) А как это отразилось на Вашем творчестве в кино? Искусствоведение – это визуальная дисциплина. И я думаю, конечно, что подсознательно, то, что я провёл достаточно большое количество времени, анализируя живопись в галереях, в музеях и сталкивался с визуальным искусством, а кино в какой-то степени тоже искусство визуальное, то, безусловно, искусствоведение повлияло достаточно сильно на какие-то мои эстетические пристрастия, которые находят, в свою очередь, отображение в той картинке, которая кадр за кадром рассказывает мой фильм. А как Вы работаете с в Вашим оператором? Я очень доверяю своему оператору Антону Антонову, он очень хороший оператор,
надо сказать. Он человек достаточно образованный с точки зрения живописи
и так далее и с ним можно разговаривать о тех или иных концепциях гораздо
меньшим количеством слов, чем это требуется с человеком, который этого
не знает. Повлияла на Вас или Ваше творчество европейская, в частности, английская ментальность? Да, повлияла и очень сильно. В частности, мне очень близок протестантизм, как форма христианства. Я православный, но подход мой к религии, скорее, протестантский, нежели православный. Что Вы под этим подразумеваете? Главные постулаты христианской религии заключаются в том, что если ты
успешен, если ты богат, то это знак от бога, что он тебя любит. Тогда
как по-православному бедность – не порок, богатство – грех. Потом, отсутствие
посредника между тобой и богом в виде священника, что мне кажется не то,
чтобы до конца правильным, но мне это близко. Я не очень такой в церковь
ходящий человек, хотя я верю в бога. Заточенность на успех, если можно
так сказать. Не даром есть такой достаточно примитивный американский принцип
нелюбви к неудачникам и, наоборот, прославление тех людей, которые сами
что-то сделали, «self-made man» и так далее, и так далее. Вот эти вещи
мне близки. Мне кажется, что форма религии во многом определяет дальнейшую
успешность или неуспешность страны. Что Вы думаете по поводу резко возросшей в России в течение последних десяти-пятнадцати лет религиозности, сквозящей, прежде всего, через средства массовой информации? В какой-то степени, наверное, религия заполняет тот вакуум, который образовался на месте достаточно активно участвовавшей в советской жизни идеологии. Но не только это. Это достаточно поверхностная адаптация западных ценностей к российской жизни, она тоже заняла определённую идеологическую нишу. Но поскольку всё шло достаточно быстрыми темпами в современной России, то очень часто западные ценности, преломлённые сквозь российскую ментальность приобрели довольно уродливые формы. Мне кажется, что таким образом этот вакуум идеологии, национальная идея – как угодно можно это назвать – заменился в том числе, и не в последнюю очередь такой новой религиозностью, которая, я думаю, далеко не всегда искренняя, потому что галимые коммунисты, которые ещё каким-то образом остались у власти, теперь ходят в церковь крестятся, ставят свечки и так далее. И всё-таки, почему Вы решили снимать жанровое кино, кино действия? Во-первых, я занимаюсь коммерческим кино, я занимаюсь индустрией кино, я работаю на заказ. Это не значит, что в какой-то момент я не буду снимать свои сценарии. Мне бы очень этого хотелось, но мне бы хотелось, чтобы процесс не прекращался. Потому что можно взять какой-то свой сценарий, сценарий по какой-то русской классике и ходить пять-шесть лет искать, как его финансировать - терять время. Мне интересней идти на определённые компромиссы, но заниматься делом. И лучше эти пять лет потратить, занимаясь делом, и потом заработать право снимать то, что ты хочешь. Во многих своих интервью Вы говорили, что хотя и снимаете коммерческое кино, но по авторской модели, то есть практически не зависимо от продюсеров. Полагаете ли Вы, что на данный момент такая модель является нормой для российской киноиндустрии? Наверное, у всех по-разному. Я не хочу сказать, что полностью завишу от продюсеров, потому что я продюсеров и люблю и уважаю. Я считаю, что продюсер – это первый друг режиссёра. Это такое избитое мнение, что продюсер и режиссёр – это враги, которые так и смотрят, как бы поприжать друг друга и добиться своего. Я считаю, что это не правило. Я считаю, что это скорее исключение, чем правило. Продюсер и режиссёр должны уметь конструктивно и плодотворно жить вместе, иначе ничего не получится. Поэтому не хочу сказать, что у меня конфликты с продюсерами. Нет. Просто, в какой-то момент, наверное, продюсеры стали мне доверять несколько больше, и, скажем, на «Побеге» продюсеры просто вообще не вмешивались в процесс. Хотя цель у меня была сделать коммерческое кино. Но если бы возникнул такой вопрос, я бы не позволил вмешиваться в этот процесс и, как правило, я с этими людьми перестаю работать. Частично, это одни из продюсеров «Антикиллера», «Антикиллера 2». С какими-то продюсерами - не со всеми, разумеется, потому что было много разных продюсеров, были представители Первого канала: Анатолий Максимов, Константин Эрнст, с которым у меня остались замечательные отношения, были продюсеры из «Централ Партнершип», которые потом прокатывали картину, у меня с ними сохранились прекрасные отношения, потом мы сделали вместе «Побег». Но были там ещё пару продюсеров, которых я исключил из числа тех людей, которые будут когда-нибудь со мной работать, потому что наши взгляды на профессиональный уровень организации работы отличаются. Поэтому, конечно, иногда конфликты существуют, и конфликты довольно глубокие. Но вообще я за нахождение здорового компромисса. Не того компромисса, когда ты наступаешь себе на горло и делаешь то, что тебе говорят, а компромисса, когда ты находишь в себе ресурсы, возможность, хитрость убедить продюсеров в том, что то, что нужно тебе, нужно ему. Если ты это делаешь достаточно убедительно, это происходит и продюсер начинает верить тебе. (...) Вы сказали, что хотели бы в будущем снимать фильмы по своим сценариям. Какого рода фильмы Вы себе представляете? Я бы хотел снимать историческое кино, комедию, детский фильм. Я бы очень хотел снять фильм про Советскую армию, в которой я служил. Всё это требует время, постоянной работы. И поскольку я последние семь лет постоянно работаю, то я пока не могу похвастаться тем, что, скажем, сценарий про скифов я уже начал писать. Похоже, фильмы про бандитов, подобные тем, которые снимаете Вы, выкристаллизовываются в отдельный жанр современного российского кинематографа. Как Вы думаете, смогли бы Ваши фильмы стать интернационально переводимыми, так сказать, универсальными в ряду, например, с фильмами про итальянскую мафию или корейскими боевиками? Не думаю, что это универсально приемлемо, потому что всё-таки и якудза и итальянская мафия – это такие организации с очень большими традициями. Русская мафия, по сути дела, возникла и, собственно говоря, пропала в той форме, в которой существует якудза, в которой существует итальянская мафия. Потому что русская мафия растворилась в кабинетах чиновников, в государственной думе, в уже легальном бизнесе. Братвы с автоматами и джипами ездит не так много, как правило, их заменили уже люди в милицейской или другой какой-то форме. Поэтому это было достаточно временное явление, с одной стороны. С другой стороны, итальянская мафия пустила уже очень глубокие корни во всём мире и, в первую очередь, в Америке. Поэтому американский кинематограф, чья задача работать на мир максимально, он эту тему отрабатывает, или отрабатывал, с достаточно завидным постоянством. Поэтому я не думаю, что русское кино про мафию будет сниматься и сниматься и сниматься. Было это время, и как раз мне поэтому было интересно снимать кино про мафию. Одни из первых людей, с которыми я познакомился в России, вернувшись из университета, была мафия, которая пришла ко мне в офис. Другой вопрос уже то, что потом у меня с ними сложились довольно хорошие отношения. Но это была одна из причин, почему я стал снимать два фильма: «Антикиллер» и «Антикиллер 2», хотя изначально я отказался снимать. Но потом согласился, когда у меня не состоялся другой проект. Я бы хотела ещё раз вернуться к Вашему творчеству, хотя слово творчество по-русски очень странно звучит... Особенно относительно моих фильмов :). Вы часто говорили, что азиатское кино оказало влияние на Вашу работу. А какое у Вас отношение к европейскому кинематографу? Если расставить приоритеты, то то, как я учился снимать кино, было во многом определено в определённый период жизни пристальным вниманием к азиатскому кино, южно-корейскому, в частности, особенно гонконгскому. Джон Ву в меньшей степени. Я сейчас не вспомню имена, потому что сложные корейские имена. Были два фильма замечательных: «Спрятаться негде» и фильм «Шири», - которые очень повлияли, но не с точки зрения глубокой, творческой, а именно с точки зрения индустриальной. Потому что размер корейской киноиндустрии, в принципе, сопоставим с размерами русской киноиндустрии. У них можно было научиться тому, как снимать убедительный экшн за примерно сопоставимые бюджеты. Бессмысленно копировать, скажем, «Гладиатора» или «Титаник». Даже если учиться на этих примерах, это всё равно очень трудно - там задействованы другие масштабы усилий экономических, технических. Тогда как у корейцев сопоставимы усилия, но всё равно здорово снято. Таким образом, я, в частности, учился снимать кино действия. Хотя я вообще нигде не учился. Да, я снимал рекламу, но... В России? В Англии Вы не снимали? Нет, не снимал, в Англии я только учился, и сразу на следующий день
после того, как я сдал экзамен, уехал в Москву снимать рекламу. Был ролик,
который я должен был снимать на следующий день. Первый фильм, снятый по правилам «догмы»? Да. Потом, «Lilya4ever», некоторые английские фильмы, скажем, «Scar» про тюрьму английскую, но не только. Вообще английское кино мне ближе по каким-то своим эстетическим признакам, чем американский торт, который часто предлагается в виде фильмов как «Мумия» или «Человека-паука» и так далее. Я и сам прожил больше в Европе, и поэтому Европа мне ближе, чем Америка. Я Америку не люблю. Я только что вернулся из Нью-Йорка, чтобы лишний раз убедиться в том, что я не люблю Америку. Нью-Йорк прекрасен в первый момент: вдохнуть в себя бензиновые пары бесчисленных джипов и громад грузовиков. Эта столица мира с первого момента оглушает, но очень быстро ты от этого утомляешься, устаёшь от этого. На мой взгляд, Лондон не может тебя утомить. А Нью-Йорк может, ты уже устаёшь, тебе не хочется ходить и смотреть на эти небоскрёбы и так далее. Я пожил в Америке – в Лос Анджелесе, в Нью-Йорке я не жил. Сегодня на презентации Вашего фильма Вы сказали, что последний раз были в Берлине проездом в 1976 году. Какие у Вас впечатления от города на этот раз? Я приехал вчера и уеду завтра – я прошёл всего несколько блоков. Но
мне нравится то, что я вижу. Мне кажется, что это основательный город,
приятный. Но надо приехать сюда на более длительное время для того, чтобы
понять его. Есть один проект, который я очень надеюсь сделать в Германии
в своё время. Я хочу сделать телевизионный сериал об Альбрехте Дюрере,
потому что он был одним из моих предметов в Кембридже, я очень неплохо
знаю его искусство, его эпоху. В одном из своих интервью Вы сказали, что телевидение – это насильник, но выделили при этом канал «Культура», заметив, что «культура нам нужна в любой форме, даже в насильственной». Как Вы думаете, кто, в свою очередь, на сегодняшний день взвалил на свои плечи ношу «окультуривания» в российском кинематографе? Каких режиссёров Вы могли бы назвать? Мне кажется, что это в какой-то степени, если говорить о кино, Алексей
Учитель. Особенно его последняя картина, которая тоже была представлена
на Неделе русского кино в Берлине «Космос как предчувствие» мне очень
нравится. Но я бы такое кино не снимал. В какой-то степени, если не говорить
о телевидении, это Бортко, который снимал «Собачье сердце», который сейчас
снимает «Мастера и Маргариту», но при этом и он отдал дань мафии и снял
«Бандитский Петербург» в своё время. Мне кажется, что Никита Михалков
и его более ранние фильмы. Потому что, скажем, то, что был снят большой
проект на Первом канале о Есенине (мне предлагали снимать этот проект,
я отказался, потому что я бы не успел подготовить его) - это не моё, и
я не считаю, что это повышает культурный уровень нации. У нас сейчас,
на самом деле, не так уж много снимается того кино, которое повышает культуру
или напоминает о культуре. Сейчас у нас такая блокбастеромания в России.
Слово «блокбастер» практически заменило слово «фильм». «Какой блокбастер
снимаете?» «Блокбастерография»... Но я думаю, что это придёт со временем,
потому что для того, чтобы снималось кино, не единственной задачей которого
является зарабатывать деньги, для того, чтобы снимал Герман, для того,
чтобы снимал Сокуров, для того, чтобы снимал младший Герман (сейчас вышел
очень неплохой его фильм), должна существовать мощная индустрия, которая
несёт на своих плечах вспомогательное бремя кино не для всех, как это
в любой развитой кинематографической державе происходит, в тех же Соединённых
Штатах, где параллельно со всеми этими дурацкими стомиллионниками, делаются
картины братьев Коэнов, Вуди Аллена, Соденберга. Поэтому, я думаю, со
временем возврат к кино, как искусству, против кино, как индустрии, произойдёт
в какой-то степени. Но для этого необходимо кино, как бизнес, для
того, чтобы оно питало эту побочную отрасль. То же самое было в Советском
Союзе: снималось огромное количество идеологического, какого хотите мусора,
а на этом фоне создавались фильмы Тарковского, Отара Иоселиани, Андрея
Кончаловского, на фоне большого количества всех «Усатых нянь», фильмов
про войну, про Ленина и так далее. Поэтому, мне кажется, чем здоровее
будет эта индустрия, а я надеюсь, что этот процесс продолжится, тем больше
будет фильмов, именно призванных повышать культуру нации.
|
© www.007-berlin.de |